mardi 25 mars 2025

Карельское ТВ. Часть 3. Цензурный вариант.

 

  

Карельское ТВ. Часть 3. Цензурный вариант



ЛАРИСА ЗЛОБИНА

 

Я уже говорил в первой части о том, что после примерно года работы в Экране дня я перешёл в редакцию пропаганды. 
Моей начальницей стала одиозная личность, получившая, как заведено ныне титул почётной гражданки Карелии. 
Она же - матерь знаменитой (и не менее одиозной Оксаны). 
Я не помню точно, когда, но, кажется, я проработал достаточно, чтобы освоится в этой редакции, на телевидение пришла Лариса Злобина. 
Её мужа, Владимира Злобина, корреспондента ТАСС, перевели из Ульяновска, а жене, работавшей на родине Ленина в какой-то газетке, нужно было «найти местечко». Тот же Гена Захаров, заместитель Прокуева по ТВ, сказал мне, чтоб я её попробовал в редакции пропаганды по части проверки одного письма. Потому что у меня была неофициальная обязанность распределять письма телезрителей по редакциям. Большинство, конечно, писало в художественную редакцию «заказать песню» с поздравлением кого-то. По-моему, Лиза Храмова вела эту передачу. Другая категория писем была с жалобами, в основном на плохие жилищные условия.

Я помню, что дал Ларисе какое-то письмо, где жители одного из районов Петрозаводска жаловались на то, что на их улице не работает водоколонка. Она сходила туда, поговорила с жителями. Может быть фотограф Ларионов Вова с ней ходил, не помню деталей, конечно. Наверное, потом ещё она сходила по другому письму, как бы то ни было, наступило время её журналистского дебюта в передаче, не помню, шла ли она в записи или живьём, но передача состоялась. Зато хорошо помню, что я ей сказал прийти минимум за полчаса, потому что у каждой передачи вначале был так называемый «тракт», то есть репетиция. Гена Захаров даже один раз на летучке неудачно пошутил, что ведущую хорошо «оттрактовали». Она пришла почти впритык к началу тракта, на что я ей немного попенял, что, мол, негоже на дебют приходить с опозданием. И тут же почувствовал, что она буквально побагровела от злости, после чего я сказал себя: «Опа-на, дамочка-то с амбициями, не надо её против шёрстки гладить, тем более с мужем на такой должности».


К тому времени я уже прочитал книжку Хедрика Смита про разные «тассовки», предназначавшиеся для быдла и начальства и знал, что 100% корреспондентов ТАСС сотрудничают с КГБ так или иначе. И понимал, какую силу имеет корреспондент столичного агентства, даже если он в Карелии. По части характера Ларисы я, впрочем, совсем не ошибся. Она стала работать в Экране дня, а потом резко пошла вверх по карьерной лестнице, ещё в ТВ заткнув за пояс всех первых дам типа пушкиных нифашевых и таровых. Карьеру она сделала совершенно головокружительную по местечковым меркам. Конечно, я, когда ушёл в 1989 году с ТВ на вольные хлеба, потерял с ней всякий контакт, который и без того был минимальным, но вот что о ней писали тут:

Лариса Злобина, тележурналист ГТРК «Карелия», в свое время баллотировалась в мэры Петрозаводска (проиграла Сергею Катанандову). А также потом стала депутатом Государственной Думы РФ, и помощником аптекаря, депутата и кандидата в Президенты страны Владимира Брынцалова.

Сейчас ей лет под 80 уже, (уже больше 80 - октябрь 2024) живёт она в Москве, болеет астмой (судя по интервью 2017 года) и довольно активна в соцсетях. Удивительно, как охотно люди делают вид, что забывают те склоки и подсиживания, что царили тогда на ТВ. Мы как-то с ней переписнулись с годик назад, и я напомнил ей, как Пушкина распускала про неё слухи, как шипела по углам Нифашева, обсуждая со всех сторон и Ларису и её мужа. Нет, сказала она, не помнит ничего такого. Но я-то точно знаю, что помнит отлично, но делает вид, что ничего не было. Хотя, может и Альцгеймер подкрался незаметно, никогда не знаешь. В июне 2024 года, когда я дополнял свои воспоминания, я прочитал в книжке какой-то Татьяны Фадеевой, которая писала о Злобиной, вот это: 

Более того, когда я пришла в 1984 году на ТВ – Света Пушкина работала в редакции пропаганды, практически «обкомовский пиит». Сплошные интервью партийных функционеров и зарисовок о них… А с появлением моего «Письма» и ростом моей популярности ее стали звать звездой застоя, а меня – звездой перестройки! Она не любила меня, но особо не пакостила, как могла бы. Мы общались с ней на равных, как хорошие спортсмены друг с другом. Она всё же была профессионалом своего дела и её многие знали и уважали. Не могу сказать о ней ничего плохого. А работоспособности её и энергии можно было даже позавидовать.

Понятно, что сейчас ты не можешь, потому что Оксана, заседающая в Думе, съест тебя с говном. А тогда очень даже говорила и такое плохое, что мама не горюй. Другое дело, что Пушкина очень хороший всегда нюх имела и понимала, что залупаться на жену ТАССовца может выйти ей большим боком. Поэтому и не вредила, что боялась. Но хорошо хоть таким манером сказала об этой циничной карьеристке-хамелеонше и мелкой пакостнице. «Обкомовский пиит» – это знатно. «Пиитесса» ещё лучше было бы сказать.   

Её муж потом, видимо Лариса сохранила обо мне хорошее первое впечатление, пытался сделать меня внештатником ТАСС, давал почитать какие-то их инструкции по составлению репортажей, из которых я запомнил только слово «лид», то есть «ведущая строка». От слова lead, а не от lid (крышка). Что тоже годится в данном случае. И ТАСС, и СССР вскоре зашатались и потом сошли со сцены. ТАССсовца из меня не вышло, как и журналиста вообще. Вот уж самое последнее, кем бы я хотел стать, так это советским журналистом. Сейчас вот всякие никулины, хапцовы, климовы, яроцкие и иже с ними вспоминают в соцсетях, какое славное время было тогда, и как дружно все жили и, главное, какие клёвые передачи они делали. Да, 99–209 была ничего так для местечкового уровня и по тем временам, но эта передача была единственной, делалась вне норм и правил, применимых ко всем нам, простым пахарям Карельского ТВ, потому что была витриной его. 99% нашей продукции было полным говном. Все эти “краи карельские, краи лесные” и прочие были, может быть, интересны тому рабочему, записанному в студии в расстёгнутой рубашке, словно он только что вышел из бани, и в пиджаке, который сидел на нём как на корове седло, да и то, когда он увидит себя в своём леспромхозе (если передача шла в записи) и, полу- или полностью пьяный заорёт: «Смотри, Клава, это я! В телевизоре!» У меня и у всех остальных редакторов не было ни малейшего сомнения, ни грамма его не таилось в уголках наших циничных душ, что мы выпекаем пирожки из дерьма и делаем это ради денег и исключительно ради них, в конечном счёте лёгких. Как говорила мне завуч школы посёлка Харлу – первой и единственной школы, где я работал: «Лёгкого хлеба хотите!». Да, хотим. А кто не хочет? На самом деле хотеть лёгкого хлеба – естественное желание каждого разумного человека. Когда и сейчас, в Канаде, я вижу идиотское объявление о найме на работу, в котором говорится, что эта работа «ответственная», то я сразу же, мгновенно, задаю вопрос, а не ёбнулись ли те из работодателей, кто одобрил такую рекламу. Нормальному здравомыслящему человеку свойственно изо всех сил избегать ответственности и хотеть заработать, не напрягаясь.


Я не помню точно, когда, но ближе к середине 1980-х, может быть в 1984м, объявили конкурс дикторов. Дикторы, конечно, были у нас поизносившись сильно. Основной, очкастый, Женя Рубаев, уже давно был притчей во языцех. Ударения ставил не там, подпускал пафоса в местах, где этого совсем не требовалось. С ним всё было ясно. Старел, выходил из ума. Однажды в кулуарах, то есть коридорах, разорался, что в гримёрной «занимаются половыми сношениями». Видно, жалко было, что не с ним сношаются. Про него ходили слухи, что в свои за 50 лет он всё ещё девственник. Сегодня 23 мая 2022 года, дополняя эти воспоминания, решил набрать в поисковике “Евгений Рубаев диктор”, не очень-то надеясь на удачу, и обнаружил целый ролик про него. Я не думал никогда, что он будет где-то упомянут в сети, да ещё с изображением.
 Ролик, конечно, не вставляю, дам только ссылку, смотреть было неудобно, если честно. Ещё прикольнее было прочитать: “Знаменитый диктор Карельского телевидения Евгений Рубаев женился! Для тех, кто не знает его бархатный голос, можем сказать, что он – как Игорь Кириллов для России. Так вот в этот день, будучи уже немолодым человеком, Евгений Рубаев начал новую жизнь. И чувствовал себя счастливым, о чем и рассказал своим коллегам”. Это было состряпано на Нике+, конкуренте Петронета. Никаким Кирилловым он, конечно, не был и среди коллег ничего, кроме сострадания, не вызывал. Ну да ладно, главное, чтоб был счастлив Женя наш. Интересно, жив ли? Новости были от 1994 года, когда я ещё был в Петронете.

КАРАМЫШЕВА И ТОЛЬСКИЙ

КАРАМЫШЕВА И ТОЛЬСКИЙ

Нужна была свежая кровь чтецов чужих текстов. Я не знаю, давалось ли где объявление, и как это проходило. В какой-то момент, когда я проходил по вестибюлю, мне показалось, что в нём собралось что-то слишком много красивых или просто симпатичных девушек. Но особого внимания тогда не обратил, потом кто-то сказал, что проводится конкурс – читают сказку Пушкина или что-то такое на камеру. Как бы то ни было, конкурс «выиграла», ясень пень не без участия Тольского, главреда, Ирка Карамышева. Она стала работать в приёмной, куда её взяли секретаршей потому, что жена Прокуева преподавала в школе, куда Ирка ходила. Стала читать тексты, поначалу была не очень заносчива,
 но потом, видимо, схватив Валеру за оба тестикула, начала помыкать всеми и вся. Она ведь из породы хабалок, которые тонко чувствуют, что им можно, и иногда в этом ощущении ошибаются. Народ её, конечно, жутко невзлюбил, но особо не возникал, да и повода не было. Она же никому особо не мешала, читала набитое на машинке про надои-сенокосы, вот и всё. 
Лариса Злобина, соответствуя своей фамилии, при мне проходилась по ней более чем пару раз. Мы с Галей Крюковой просто подтрунивали над Иркиной темнотой. Я даже не знаю, окончила ли она ВУЗ какой-нибудь очно. Тольский в неё 20-летнюю, а может и меньше ей лет было, если сразу после школы пришла, втрескался в свои 45 или сколько ему тогда было, не знаю и подсчитывать уж точно не буду. 

Разница большая, одним словом. Развёлся со второй женой, первая была, вроде, диктором Мурманского ТВ,  очень приятной и достойной женщиной балериной
 Натальей Гальциной (фото), женился на Ирке. Живут и сейчас вместе. 
На старости лет она стала замминистра культуры, от чего Никулин, когда мы ещё с ним общались до 2014 года, просто прихуел, по его же словам. 
Хотя по замминистру и культура та, карельская. Синя Петроской, миня Петроской. То же примерно чувство выразил и Серёжа Коробов. На фото Тольский празднует, наверное, своё 80-летие (фото из его Фейсбука, откуда он уйдёт с началом войны с Украиной, так как ресурс будет объявлен вражеским). Останется в ВК, но пишет туда редко и ничего своего. Ирка, вполне возможно, лет на 25 его младше. 
Жизнь у них у всех остановилась, сейчас, когда они вспоминают то время, когда члены и груди стояли, мне просто смешно. 
Тольский рассказывает, как в свои 80+ ходит на кабана и лося, а на медведя перестал ходить, потому что «родился сын, жалко стало». Как рождение сына связано с нехождением на медведя, нам, простым людям не понять. Но в этом интервью явно сквозит обида на то, что он позабыт-позаброшен, что с ним никто больше не советуется, и довольно давно. Но в целом к Тольскому у меня претензий нет, мне лично он никогда ничего плохого не сделал, и даже, как я писал в своих воспоминаниях про «Петронет», на четыре года изменил мою жизнь, отвернув меня с помощью брошюрки советско-иранского СП «Совхалиж» от стези переводчика. Х ВОСПОМИНАНИЯХ ХРОНОЛОГИЯ МОЖЕТ НАРУШАТЬСЯ

Рассказ про мой «карьерный» путь на Карельском ТВ получается рваным и походит на того медведя, на которого Тольский резко перестал охотиться. Что-то вспоминается прямо по ходу стука по клавишам, всплывают эпизоды, казалось бы, забытые давным-давно. 
Году в 1985, да это был, наверное, май после того, как Горбачёв выступил на историческом апрельском форуме ЦК КПСС, где объявил о гласности, хотя могло это быть и позже, неважно, мы поехали большой толпой и с ПТС – передвижной ТВ-станцией в Олонец. На фото, которое мне прислала в 2022 году Юля Иванова, мы с Сашей в совхозе “Ильинский”. Кто снимал, не знаю. Предположительно весна 1985 года, но не ручаюсь. Я делал в совхозе “Ильинский” передачу про строительство новой школы, а будущая звезда Карельского ТВ Саша Колобов снимал что-то с четырех ТВ камер, больших, про сельское хозяйство в чистом поле. Я помню, что там высилась громадная, с трёхэтажный дом, куча навоза. 

Колхозницы говорили Саше про Горбачёва: “Какой красивый, какой молодой!” То же самое через 25 лет будут говорить про Путина. А когда я заглянул по какому-то делу в автобус ПТС, где в маленькой студии сидели пара работников этой передвижной телестанции, то увидел, что у них на большой бобине записан какой-то полупорнографический ролик. Они все были поглощены его просмотром и даже не заметили, что я заходил. Я тогда подумал, блин, электронного монтажа у вас не допроситься, надо за месяц заказывать, да пару-тройку склеек вы всего сделаете-то, а как порнуху писать – у вас безграничные возможности!

После дня работы народ решил съездить в Лодейное поле, относившееся к Ленинградской области, так как снабжали ту область продуктами несравненно лучше, чем Карелию. Хорошо помню, что был сухой закон уже, я пытался вставать в очередь за водкой, но была страшная давка, причём местные мужики увидели, что вместе с ними давятся чужаки, нас, вроде было трое. Бросали на нас откровенно косые и враждебные взгляды и уже прорывались слова типа, а кто это такие тут. Намечался серьёзный риск получить пиздюлей, и я от греха подальше ретировался. Пошёл в продуктовый и купил сыра и колбасы, сколько давали там в одни руки. Наверное, по килограмму того и другого. Когда приехали в гостиницу, то для сохранности продукта, а дело было весной, в мае, ночи свежие, вывесил я авоську с продуктом за окном. Номер наш был на первом этаже. Ночью проснулся от какого-то шума за окном и от громкого смеха. 

На фото из Интернета - Олонец в наши дни.

Прямо с кровати увидел тени, а когда подошёл к окошку, то под тусклым светом фонаря узрел, как с моим сыром и колбасой несколько парней убегают в тёмный парк. Конечно, по идее надо было забыть обо всём этом, да лечь и спать дальше, но стало обидно, что так нагло, со смехом, увели мою личную собственность. Благо в номере был телефон, я позвонил в местную милицию. Спросили номер и обещали принять меры. Не успел я даже к подушке снова голову приклонить, как звонят и сообщают, что воров поймали и просят пройти в горотдел милиции для опознания. Времени, наверное, три часа ночи. Пришёл. Сидит хмырь лет 15, повязанный. Наглый, ноги раздвинул, смотрит вызывающе. Спрашивают меня милиционеры: «Он?». А я откуда знаю? Я же видел спину только. Но спортивный костюм опознал. Так и сказал, что костюм его, я разглядел чётко под фонарём. Больше всего меня возмутило то, что этот пацан называл меня «бродягой». Ну что, его отвели в кутузку местную до утра, а я пошёл досыпать. Когда их брали, они зашвырнули авоську куда-то в кусты, в крапиву, поэтому поличного не было. Милиция знала про большой десант телевидения в их районе, поэтому меры и приняла, не думаю, что при других обстоятельствах вообще стали бы заморачиваться. Как бы то ни было, мы уехали, и через неделю примерно мне позвонили из Олонца и сказали, что авоську нашли, и не хочу ли я приехать забрать свой продукт. Я спросил, что с этим парнем, там на другом конце провода замялись и сказали, что, поскольку ущерб незначительный, то максимум, что ему грозит – это штраф, вернее его родителям. Естественно, я ответил, чтобы забыли про всё. Не нужен мне плесневелый к этому времени сыр и подпорченная колбаса, тем более не привлекала перспектива ехать в Олонец. Дело было закрыто. 

ТОНЕЧКА (АНТОНИНА ХАЗАНОВА) 



Я делал с ней передачу “Эта необходимая служба”. Снимок В. Ларионова.
Она была одним из самых никудышних режиссёров, но весьма приятной, как говорится, во всех отношениях, кроме профессионального, интеллигентной дамой. 
Мы с ней сделали несколько передач. Основная называлась: «Эта необходимая службы» и рассказывала, само собой, про службу быта.

В этой самой службе работала уникальная женщина, которая спокойно, если бы были условия, способствующие нормальной конкуренции, могла бы быть яркой пиарщицей своего ремесла. При капитализме она безусловно была бы успешной предпринимательницей. Ну а при победившем в одной стране социализме была чем была. Я говорю о заместительнице министра бытового обслуживания, да было и такое министерство в Карелии, а может она и министром была, сейчас уже не вспомнить, как не помню я её фамилии и имени, но она мне помогала делать передачи, может с десяток мы с ней их сделали. В списке этих передач были и конкурсы парикмахеров, и рассказ про ателье фотографа, где я узнал, что в новый Дом быта на Гюллинга нужен фотограф и сосватал туда Серёжу Бойцова, работавшего грузчиком в магазине на улице Фрунзе, мимо которого я каждый день ходил на работу. Устраивались для передачи показы мод, манекенщицы приходили в студию, я не упускал случая пофлиртовать с ними. Мы показывали изделия трикотажной фабрики и всё такое прочее. Даже французов один раз снимал я там, их группу вела моя покойная ныне преподавательница Наталья Мельникова. Для французов, конечно, было стремно узнавать, что обувь вообще можно чинить, а не выбрасывать и не покупать новую.


А меня за этим занятием, то есть сопровождением делегации французов запечатлел Боб Семёнов. Он снял эту женщину, может даже в то же время, когда делал этот официальный портрет во время визита французской делегации в Дом Быта на наб. Гюллинга. Зам министра быта, о которой я говорю, сидит слева на первой фотографии ниже, а Наталья Мельникова – справа. Между ними две француженки. И если не знать, кто из какой страны, то отличить невозможно. Кучерявый амбал – мэр Петрозаводска Доршаков. Кажется, он был до этого министром бытового обслуживания, благоволил своей заместительнице, но я уже забыл, так ли это. У Вечного огня, где я запечатлен на заднем плане в центре стоят уже упомянутый Доршаков, зам. мэра Ла Рошели Жан Компаньон, ещё какой-то французский чиновник, он потом будет пытаться покосить косой траву в Кижах (вроде Тиссандье его фамилия), а справа от него – Юрий Кузнецов, секретарь горкома партии.  РИЙ ЧЕВСКИЙ И ПЕРЕДАЧА «НАШ СОВРЕМЕННИК»

Когда я всё ещё работал в редакции пропаганды, то у меня была авторская передача «Наш современник». Всего я их сделал четыре штуки. Первая была про какого-то дорожного строителя, от которого я узнал, что в СССР построить километр дороги стоило 1 миллион рублей. Столько же затрачивалось на возведение 100-квартирного блочного дома. Над передачей про этого строителя, как и над всеми остальными “современниками” я работал с прекрасным режиссёром Юрием Чевским (фото). К сожалению, когда я начал с ним работать, он уже был в раздрае с Тольским. Раздрай случился из-за того, что Юрий попал в больницу то ли с инсультом, то ли с ещё чем-то и, по слухам, его мозг был некоторое время мёртв. Может и час или больше. Что позволило Тольскому сделать по этому поводу, не знаю где, скорее в кулуарах, потому что на публике такое не скажешь, что Юра уже никогда не будет таким же умственно полноценным, как был до больницы. Обида Чевского была смертельной и так и не прошла до окончания моей работы на Карельском ТВ во всяком случае. Но одно ясно, сердце у него было слабое, и он умер году в 1994, когда я работал, вернее числился в БОПе. О нём ходили и другие слухи, типа того, что до попадания в больницу он мог с утра в командировке поставить на тыльную сторону ладони полный стакан водки, медленно его высосать, а потом работать весь день как огурчик и засадить второй или третий стакан уже вечером, после добросовестно сделанных съёмок. Но когда мы с ним познакомились, и он стал режиссировать мои передачи, он находился уже в щадящем для его здоровья режиме и ни на какие съёмки не ездил. Я привозил ему отснятый материал, даже если он снимался в Петрозаводске, он с нами не ездил на съёмки. Сделали мы передачу про этого дорожного строителя, «сюжет» синхронный сняли в дорожном техникуме, где наш герой выступал перед учащимися и вещал банальности типа того, что надо учить математику, иначе построишь такую дорогу, что хрен поймёшь куда выведет. Я про ту передачу больше ничего не помню. Вторая программа под этой рубрикой запомнилась лучше. Героя для неё мне нашёл Славка Пичугин, работавший к тому времени корреспондентом «Ленинской правды» по Северному Приладожью. То бишь по Сортавале   с окрестностями, Питкярантскому и Лахденпохскому районам. 

Он сказал, что как-то писал о работниках СМЛК, и парень, бригадир лыжного цеха, ему показывал производство и вёл себя раскованно и по-хозяйски. 
Мне он показался героем, подходящим для передачи, поэтому, когда большая кодла нашего брата и сестры направилась в Сортавалу для сооружения «Дней районов в Карелии». 
Я снимал, посредством моего любимого кинооператора Саши Захарова, он на фото 1986 года, на Полярном Одиссее, выезд этого бригадира с его бригадой в Ладожские шхеры, рыбалку, уху и прочую слащавую дребедень, долженствующую показать настоящую рабочую дружбу, что вот, мол, они не только работают вместе, но и проводят выходные ансамблем. 

Все наши герои жили в Хелюля, поэтому мы туда подъехали из гостиницы «Ладога» в Сортавале, а потом на двух лодках с моторами направились в Ладогу. Там Захаров поснимал обычную хуйню типа пробы ухи из быстро наловленных, а может и взятых с собой окушков, песен под гитару и прочей размазни. Водки было захвачено тоже будь здоров, само собой, поэтому съёмки сделали вначале, пока всех не развезло. Мы с Захаровым по две-три стопки пропустили, больше не стали. Надо было и себя блюсти, да и компания была явно не нашего пошиба. Что тогда запомнилось, так это совершенно неприличная сцена как одна баба из бригады этого нашего современника льнула к парню, другому члену бригады, симпатичному широкоплечему блондину. Будучи при этом замужем, о чём все знали. То есть они целовались взасос, никого не стесняясь и, конечно, если бы это была настоящая журналистика и, главное, если бы у нас было достаточно инструмента и материала (плёнки, зарядки аккумуляторов), можно было бы соорудить пару хороших длинных интервью про настоящую жизнь народа. Без прикрас и соплей. Но мы воспевали тогда «строителей коммунизма». 
Снимали, естественно, как делаются лыжи на комбинате, никогда не забуду едкий запах распыляемых на эти лыжи лаков, воздух был совершенно негодный для дыхания, голова начинала жутко болеть через несколько минут пребывания в такой атмосфере. И никто из рабочих не носил защитных масок-респираторов. Ну да это никак не было нашей заботой. Самое херовое было в том, что этот парень, когда приехал на передачу, а я вам рассказывал, что нельзя было даже и думать о том, чтобы всё снять на озвученную плёнку и, следовательно, надо было торговать тыквами в эфире, то ли в записи, то ли в прямом, то я вынужден был им заниматься целый день. 
Он приехал утром, эфир или запись были вечером, а уезжал он обратно на ночном поезде, отходившем в 11:55, кажется. Ну и всё это время я его развлекал, мы даже обедали у нас, спиртного пить было нельзя, так как предстоял прямой эфир, ходили по набережной и прочее. Это была настоящая мука, потому что абсолютно никаких тем для разговора, для общения, у нас между собой не было. Мы были людьми примерно одинакового возраста, и это было единственное общее обстоятельство, между нами. 

Помню даже встретили на набережной Илью Пашкова, (фото того времени) который был звукооператором во время снятия синхрона в шхерах, перебросились несколькими ничего не значащими фразами. 

Как бы то ни было, передачу провели или записали, я уже не помню, и парень свалил на свой поезд, отправлявшийся из Петрозаводска практически в полночь. 

Эта командировка состоялась в июне 1983 года. 

В самом начале месяца. Тогда в Сортавала направился большой десант журналистов и режиссеров Карельского ТВ, я помню, что было нас человек 15 и все ехали на Пазике, но ещё был и Жора Хорин, следовательно, был и его Уазик, он же “козёл”. Помню Эрика Воронина, Пушкину, Илью Пашкова, Сашу Захарова и, конечно, Галю Крюкову. Да, ещё была Галя Хоничева, она снимала что-то про растительный мир Северного Приладожья и мы с ней ездили на “дачу ЦК” и на Валаам. Ага, был ещё Боря Конанов, работавший на неё и на Галку Крюкову. На меня, как я уже говорил, работали Захаров и Пашков. Последний записывал “синхрон” на пьянке-рыбалке на Ладоге.

Илья Пашков умер 10 марта 2025 года. 

Пушкина тогда сумела добиться интервью с Дубровским, директором племзавода “Сортавальский”, у которого работала в служанках Мария Осиповна Кекконен, о которой я пишу, перелагая мамины воспоминания. Что ещё Пушкина делала, мне было совсем неинтересно, впрочем. 

ПОЕЗДКА НА ВАЛААМ

Я никогда не забуду ту поездку на остров Валаам 3 июня 1983 года. Мы поплыли на остров, находящийся в 40 км от Сортавала, на судне Петра Антоновича Данченко, моего учителя астрономии, он, вроде, ещё что-то преподавал у нас в школе и был также организатором “Клуба юных моряков” куда я ходил пару раз. В основном, чтобы скрести под окраску корпус этого стального рыболовного катера железной щёткой. Его знала Хоничева, он, может, меня и не признал, много лет прошло, да я и не напоминал. К тому времени я, вроде, уже свои съёмки сделал и поехал чисто от нечего делать с ними. Когда шли по открытой Ладоге, мы с Галкой смотрели в иллюминатор, сидя под ним голова к голове, и я ей сказал, что человеческий зрачок расширяется и сужается в зависимости от освещённости окружения. Точно так же, как диафрагма объектива фотоаппарата, когда её устанавливаешь по экспонометру. Наши лица были на расстоянии 10 см друг от друга, и она сказала: “Интересно быть женой фотографа. Много узнаёшь”. Я ответил: “Ты думаешь, фотографы это говорят своим жёнам?”. Что-то щёлкнуло тогда между нами. Мы приехали на Валаам, Хоничева и Крюкова с Борей Конановым стали что-то снимать для своих передач.








Лазили на колокольню главного собора, работяги угостили рыбкой. От той поездки в июне 1983 года у меня остались две, можно сказать, концептуальные фотографии. На первой, снятой, как и предыдущие 3-го числа того месяца, я поймал в кадр выходивших из магазина старика, хотя ему, может и слегка за 50 всего и «зубастую», ощерившуюся от радости во весь рот при виде наведенного на неё фотоаппарата старушку. Очевидно, его жену. Деду купили новую рубашку в местной валаамской лавке. На правой фотографии я запечатлел типичного обитателя дома инвалидов. Но если первая фотография была снята как есть, без прикрас и почти без кадрирования в манере Картье-Брессона, то о второй надо рассказать подробнее и подлиннее. По-моему, оно того стоит. Сначала показываю «конечный продукт». После фотошопа.   


А теперь рассказываю о манипуляциях, которые произвёл с фотографическим «сырьём» намного позже, уже в Канаде. Скорее всего я это сделал в 2010-х годах. Я гулял с камерой у главного входа в бывший монастырский комплекс. Почему-то у меня в архиве практически нет больше карточек с Валаама, кроме тех, что вы уже видели, хотя я всегда снимал очень много негативов, руководствуясь заветом Коли Корпусенко о том, что нужно экономить фотобумагу, а не плёнку. Инвалида я заметил сразу, но сначала прошёл мимо. К иконе царских времен под луковичной аркой. Оттуда телевиком я его и сфотографировал раз и другой. Справа виден, кстати, магазин, где старику купили рубашку. Его вроде как тут же закрыли, потому что на дверях засов. 
Хотел было уже пройти к катеру Данченко, как вдруг возникла идея. Я быстренько побежал к Хоничевой и Крюковой, задержавшимися у главного собора, и попросил их помедленнее пройти по дорожке перед инвалидом и мной, вставшим немного сбоку от него. 

Получился кадр, что вы видите слева. Можно было бы им и удовлетвориться, но я понял, что безногий ветеран сливается с кустами. Поэтому произвёл ещё несколько манипуляций в фотошопе, увеличив фигуру инвалида. Конечный результат вы видели выше. А фото моего авторства, которое я имел глупость тогда же в 2010-х, если не раньше, выставить на короткое время в Интернет, стало самым воруемым в сети моим произведением. Я даю голову на отсечение, что на Валааме, даже если кем-то и были сняты какие-то фотки инвалидов, ни одно не было опубликовано.   


Справа я даю скан какого-то ресурса на английском, без зазрения совести и без указания на моё авторство, опубликовавшего снимок. Я им писал по этому поводу, но результатов мои действия не возымели. В своё время даже небезызвестный Лёня Парфёнов решил «оказать мне честь» и опубликовать это фото в своей книжке «Намедни». 
Мои условия его, вернее ту, которая от его лица вела со мной переписку, не устроили. Книжка осталась без фото. Всероссийская слава мне как-то побоку, знаете ли. Да и Лёню я всегда держал за манерного выебона. Сейчас, к середине 2020-х от него уже ничего, кроме чёса по городам и весям, с заездом в Монреаль в 2024, стоящего не исходит.

К вечеру причапали в Сортавалу. Я сходил домой, поел, взял в магазине бутылочку сухого, и пришёл в гостиницу. Предложил Галке погулять по моему родному городу, с чем она радостно согласилась. Мы гуляли часа два и оказались на парковской горе. Дело было уже после часов десяти вечера. Пока мы всё это усидели часа за два, белая ночь спустилась над парком. Было тепло и хорошо. Да и костёр мы жгли. Мы говорили взахлёб, о нашей работе, о режиссёрах, с которыми работать приятно, а с другими погано. В таком ключе. Под утро уже, часов в 5–6, вернулись в гостиницу. 

В 2018 году, 14 июля, когда Карелию и Финляндию накрыла страшная жара, мы с другом Сашей Изотовым киряли сначала в ресторане, распив графинчик вместимостью в бутылку водки, которую могли в этом кабаке и разбавить, правда. Потом усидели на пристани бутылку шипучего Российского шампанского. Но и этого нам показалось мало. Мы пошли, а дело уже было к 11 вечера, если не позже, в Магнит и купили там булки, масла, красной икры и бутылку Тамянки. По студенческим временам я помню, как это вино шло за милую душу. Но оно оказалось выгонки какого-то левого завода и в нас влезло только по небольшому пластиковому стаканчику. Мы, вроде даже вылили всё остальное или оставили для местных бомжей. Но я об этом эпизоде начал писать неспроста. Этот последний стаканчик мы допивали, спустя ровно 35 лет, на том же самом месте, где я провёл ту незабываемую ночь с Галиной. По мозгам это противное вино всё-таки вдарило, был уже, наверное, второй час ночи, и мы засобирались по домам. Я, вроде бы, тётку Тамару даже беспокоить не стал и проспался у Саши на квартире. Потом, 15 числа поехали в Йоэнсуу. Но когда уже решали, что делать с икрой, булкой и маслом, ну не нести же всё это домой, откуда ни возьмись, появилась белая бродячая по всей видимости, кошечка. Ей всё и оставили. А мне это видение показалось духом Галины, мозги-то были уже расплавлены алкоголем. Ничего, что она была брюнеткой, произошло, вот, буддийское перевоплощение… 


А в том 1983 году мы поехали все в одном автобусе через Долину смерти. Из Сортавалы в Петрозаводск вели два пути. Один, довольно длинный, я его нарисовал красной линией, шёл через Олонец. Рейсовый автобус, останавливаясь в каждом населенном пункте, если входили или садились пассажиры, тащился часов шесть. Но по сравнительно хорошей асфальтированной дороге. Другая была известна в народе как идущая через упомянутую долину, или ещё говорили «через Колатсельгу». Это расстояние было минимум на треть короче, но дорога была грунтовой и в ухабинах (синяя линия). В начале 2000 через Колатсельгу проведут настоящую прямую автодорогу, где машина может идти под 100 км/час. Я проехался по ней во время моего первого приезда в Россию после 6-летнего пребывания в Канаде, в августе 2004 года, и автобус дошёл максимум за 4 часа, а может и за три с половиной. Со всеми остановками. А в другой раз ехал на такси-бомбиле в компании двух человек, и девчонка водитель домчала чуть ли не за два часа с половиной. В 1988 мы проедем на велосипедах весь маршрут. Сначала через Колатсельгу, потом длинным маршрутом, но как – то минуя Олонец и, видимо, срезав часть пути по неасфальтированной дороге сразу на Видлицу. То, что мы ни в Олонце, ни в Ильинском не были это точно. Как верно и то, что ночевали в Колатсельге, у гостеприимного директора звероводческого совхоза дома. Об этом будет рассказ в 4-й части воспоминаний.  Помню, что Пушкина трещала без умолку всю поездку, что автобус жутко трясло и что на полях было много одуванчиков. Режиссёр и лектор общества «Знание» Эрик Воронин, высокомерный и очень недалёкий человек, вообще непонятно что делавший в этой поездке, заметил, что урожай яровых одуванчиков нынче неслыханно будет богатым. Или что-то в этом роде. 




Следующая остановка была намечена в Доме композиторов. Как выяснилось, Пушкина хорошо знала директора этой базы отдыха советской интеллигенции, где отдыхали всякие пахмутовы и фельцманы. Он устроил всем баню с бассейном. Баня была как баня, но особенностью бассейна было то, что он наполнялся ручьём, текшим с высокой горы. Вода была жутко холодная, что после горячей баньки было в самый раз. Сначала, вроде, парились и купались дамы. 

Их было три – две Галины, Крюкова и Хоничева и, соответственно, Пушкина. Ожидая своей очереди, Саша Захаров (снимок с ним и Сашей Весниным я сделал именно тогда, оба с вениками готовы к парной) смекнул, что поблизости от бани с бассейном находится какая-то высокая точка и сходил в автобус за камерой. После чего устроился на этой безымянной высоте и дождался, пока Пушкина в одном полотенце на голове в виде тюрбана выйдет из парилки и проследует в бассейн. Что и запечатлел на паре метров плёнки. Но то ли он сам не удержался и похвастался этим, то ли что, да и потом, ведь все видели, правда только мужики, я думаю, тот же Воронин шепнул в ходе дальнейшего пути Пушкиной про то, что она станет первой в Карелии героиней эротического фильма. В понедельник ещё до «летучки» Пушкина договорилась с проявщицами плёнки, чтобы те вырезали для неё этот фрагмент. Естественно, её просьба была выполнена и мир утратил кадры голой Светланы Пушкиной, почётной гражданки г. Петрозаводска с 2018 года.  

Потом, как оказалось, Жора Хорин тоже дружил с этим директором, так что его слова о том, что он в этом Доме отдыха «не только был, но и культурно отдыхал» были чистой правдой. Он в тот день не поехал со всеми, а приотстал и решил навестить директора индивидуально. С бутылочкой сухого винца, купленного в Сортавала. Про свои планы он рассказал товарищам по номеру сортавальской гостиницы «Ладога». 

Они жили в номере вместе. Пока Жора отсутствовал, кто-то из них, наверное, Илья Пашков, как-то бутылку Жоры открыл, вино было тут же выпито, а на место его налили воды, разбавив чуть-чуть чаем для придания желтизны. Пробку сумели затолкать обратно так, что было ничего не заметно. Жора потом рассказывал, как после баньки они с директором Дома композиторов сели, и гость гордо выставил угощение. Отхлебнув коего, первый сморщился и сказал Георгию Васильевичу: «Не понял юмора». Какие слова потом употреблял взбешенный Жора, мы уже никогда не узнаем. Хотя это всё могло быть и легендой, рассказанной Пашковым спустя некоторое время.

 

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕДАЧА ЦИКЛА «НАШ СОВРЕМЕННИК»

Ещё одним героем передачи «Наш современник» был какой-то молодой бригадир-строитель из Пудожа, была командировка в Пудожский район. Как мне помнится, в этот раз я самого «современника» не приглашал, записал с ним ”синхрон”, а попросил приехать на передачу Володю Рагозина. 

Он был в ту пору секретарём пудожского райкома комсомола, и я был у него в гостях, когда мы жили в гостинице пару ночей. Хотя могли жить и на базе отдыха ПМК. Сначала я подумал, что это единственная карточка, сохранившаяся у меня от той поездки, где я позирую на фоне базы отдыха ПМК-116, сделана в тот раз, когда мы ездили на лодке на Муромское озера – см. вторую часть. Потом сообразил, что этого не может быть, так как к середине 1985 года я уже пару лет пахал в редакции пропаганды. А «Современник» точно относился к эпохе пропаганды и была последней под этой рубрикой в обществе коллег Пушкиной и Храмовой. О том, как и почему я из пропаганды ушёл, рассказ ещё будет. Ну а чтобы поставить точку в этом сериале, запустить, так сказать, конечные титры, я только хочу отметить, что, как я сказал только что, мне до того обрыдло привечать и развлекать в Петрозаводске героев моих передач, что в этот раз я сделал всё, чтобы герой пригодился там, где родился. То есть в Пудоже, а не являлся к нам на запись, которую надо было трактовать, а потом записывать отдельным куском сразу, потому что электронный монтаж был дорог. В Пудоже мы отсняли на стройке несколько минут «немого» материала, сделали «синхрон» и уехали. Потом Володя на запись передачи приехал, говорить он умел хорошо, передача прошла без сучка-задоринки.

РУДНИК МАЛИНОВАЯ ВАРАККА. СЛЮДА


ПОЕЗДКА В МАЛИНОВУЮ ВАРАККУ

Командировка для производства передачи под той же рубрикой «Наш Современник» в Лоухский район, в посёлок Малиновая Варакка тоже запомнилась навсегда. Я не помню уже, где прочитал про «династию» шахтёров Абдрашитовых, но решил взять в герои этих передовиков-татар, выдававших слюду на-гора сверх нормы. Отец их проработал всю жизнь на шахте, оба сына тоже, или даже три их было. Не помню сейчас. В общем, я подумал, что, как герои они годятся для того, чтобы выступить «современниками». Позвонил на рудник, где работал самый главный, я не помню уже имени точно, но вроде Вадим Абдрашитов. Спросил, примут ли. Они были привычны к визитам репортёров из газет и с радио, но телевидение к ним пока не приезжало. Я запланировал командировку на январь. Вначале о том, зачем надо было добывать вообще эту слюду. 


Ну, она шла в лампы для приёмников, радио и вообще для радиоприборов, в том числе и оборонных. Потом в Интернете появится мем «тёплый ламповый». Это как раз про те лампы. В Лоухском районе слюду добывали, а потом везли в Петрозаводск, где сотни работниц щипали пласты слюды на тонкие пластиночки. Профессия так и называлась «щипальщица», и я не раз снимал на кино девушек и женщин за этим утомительным и изматывающим монотонным занятием (фото Б. Семенова). Попробуйте 8 часов в день только тем и заниматься, что расщеплять тонкими ножами слюду! Сейчас эта отрасль в Карелии полностью истощена, рудник «Карелслюда» в Малиновой Варакке разрушен и находится в мерзости запустения. А тогда, в 1984 примерно году, не то, чтобы процветал, но функционировал.

Когда мы приехали, причём Захаров всю дорогу меня изводил рассказами о том, что вот, мол, он поехал в командировку, а ему должна была прийти машина новая или что-то такое, что он упустил из-за этой командировки. При всём моём хорошем отношении к Саше мне были пофигу его страдания. Во-первых, непонятно было, почему никто из его родственников не мог пойти и получить по его доверенности ту машину. Во-вторых, если тебе так уж надо, то подменись с кем-то, кто машину не покупает, и пусть он едет вместо тебя в командировку. Ну, Сашка скулил недолго. Ехали мы, вроде, на Мурманском поезде. Когда приехали на станцию, вечером, в страшный холод, то были встречены с каким-то автобусом типа «ПАЗик». Он нас привёз на рУдник, так это произносилось тогда. Помню, что по посёлку бегали в темноте или при свете одного или двух тусклых фонарей на столбах, своры бездомных собак. Нас поселили в «Доме культуры», куда привезли для этого случая три кровати с металлической пружинной сеткой. Тут же, видимо, преподавались уроки гражданской обороны, поэтому находились противогазы.

В одном из них я и позирую.   



Обратите внимание, что передо мной лежат два объектива от моей «Практики». Один телевик, он длинненький такой, вроде 75 – 105 мм, а короткий – широкоугольник с фокусом 28 мм. Они подходили и к Зениту. 

Но позировать я буду потом, может быть вечером перед отъездом на следующий день. По приезде же, сразу, нас повели в баню. Присутствовал наш будущий герой передачи, возможно его брат, потом начальник рудника, и мы трое – я, Захаров и Женя звукооператор. Осветителя вроде с нами не было, но я не помню, если честно. Хотя должен был быть, в шахте же темно… А может договорились с их светом, чтобы был помощнее, чем обычно. В бане, перед тем как пойти в парилку, сразу всем было налито по стакану водки. Чем закусывали, не помню, но рудник хорошо снабжался, наверняка была и колбаса и какие-нибудь маринованные помидоры. Потом парились, мылись, и по выходу употребили ещё по стакану. Получилось грамм по 400 на рыло. Захорошело. Говорили про политику, хер знает про что ещё. После стакана водки совсем неважно, о чём говорить в парилке. Главное, что баня была в 10 метрах от наших кроватей. Чистые пришли и отрубились. Потом, на следующий день, снимали кино для передачи. 


На фото мы в шахте со звукооператором Женей, фамилии которого я в упор не помню. Может Неустроев... Тут надо учесть, что световой день в январе в тех широтах составляет максимум полтора часа. И это при солнце. Нам повезло, и солнце вышло. Саша Захаров что-то снял, хотя снимать там было решительно нечего. Кроме стай бродячих собак, шаставших по посёлку. Решили, помню, имитировать рыбную ловлю. Шахтёры, получавшие по тем временам безумные деньги, по 500–700 рублей в месяц, конечно, не испытывали никакой потребности в таких заунывных способах времяпровождения, как рыбалка. Летом ещё куда ни шло, наверное, а зимой сидеть над лунками и трясти короткой удочкой им совсем не пристало. Но нам надо было делать кино. Выход нашли. Купили в магазине голов палтуса и даже были рыбины с головой плюс с мясом в пол тела. Целый таз, помню. Привезли к лунке, высверленной кем-то из членов бригады до этого. Зацепили рыбью голову за крючок и Сашка стал снимать. Сделал несколько кадров. В том числе один, когда рыбью башку прямо вытаскивают из проруби. На что Чевский, ещё на этапе просмотра плёнки, заметил, не без доли восхищения, впрочем, что-то типа – ну вы и артисты, блин. И смонтировал плёнку как нужно. В общем, отмучились мы тогда на съёмках, я, помню, ходил к этому Вадиму Абрашитову домой, пытался раскрутить его на какие-нибудь заслуживающие внимания телезрителей эпизоды, но таких, похоже, в его жизни просто не было. Помню, меня потрясло его повествование, как он расстрелял из двустволки котёнка или кота, положив его в старый валенок. Какой-то дикий, непонятный эпизод. Поскольку он в передачу никак не мог войти, то я не стал даже расспрашивать, почему он так поступил. Ещё я хотел побеседовать с его отцом, расспросить, каким Вадим был в детстве, то да сё. Но почему-то не получилось, может быть, Вадим не захотел, чтобы я видел его папашу. Неизвестно, в каком виде он находился. Помню, я сильно удивился, когда в ответ на вопрос, как его величать по батюшке, Вадим ответил: «А никак. Просто Вадим. У нас, татар, нет отчества». Мы уехали с тех съёмок на поезде, наверное, на мурманском. Потом Вадим приезжал на мою
 передачу, которая называлась «Наш современник» и была, как почти всё остальное, за исключением передач 99–209, полным приукрашиванием действительности, лицемерием и образцом партийной демагогии. Потом, год или несколько месяцев спустя, я случайно встретил Вадима летом, а может это и был тот же год, что мы снимали и сделали передачу зимой, на проспекте Урицкого у магазина на углу Правды и Урицкого. Поговорили немного, он был очень рад меня видеть, сообщил, что в Петрозаводске у него куплена кооперативная квартира, что-то ещё говорил. В общем, я сообразил, что супруга у меня как раз в отсутствии и пригласил его в гости в нашу съёмную квартиру на Балтийской. Позвонил Захарову, он пришёл или приехал, я сварил яичницу, выпили бутылки две водки на троих, о чём-то говорили, но общих тем для разговора почти не было. Где были тогда его интересы и наши? Пропасть разделяла наши мировоззрения, наше воспитание и род деятельности. Когда он ушёл, я вздохнул с облегчением и, наверное, лёг спать.


КАКИМ Я ПОМНЮ КАРЕЛЬСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ 


Современный снимок центрального здания и вышки

РАБОТНИЧКИ ВЫМОРОЧНОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ И ПРИМКНУВШИЕ К Карельское телевидение в том виде, как я пришёл в него в ноябре 1980-го, как я понял почти сразу же, или, по крайней мере проработав с годик вне информационной редакции, было сплошным недоразумением. С его редакциями – художественной, народного вещания, пропаганды и молодёжной. Зрителей у программ, выпекавшихся в них, почти не было. За исключением уже упомянутой 99–209. Но для того, чтобы выдать на-гора свою месячную норму эфиро-часов, молодёжка тоже приглашала в студию невесть кого. В основном комсомольских вожаков. Редакции художественного вещания работать было куда как вольготно. Сними на «передвижку» спектакль – отработка в кармане. Я подозреваю, что и концерты собственного оркестра шли им в «отработку».     

Кого помню из «творческих работников» и примкнувших к ним. Технический персонал меня никогда не интересовал, хотя, когда мы ещё переписывались с Никулиным (и два раза встречались с ним за пивом в Петрозаводске), он мне присылал имена и фамилии почти всех. 1. Света Олещук (Олещучка), 2. Боря Конанов, 3. Рамон Ниеми, второй муж С. Пушкиной (4). 5-не помню, 6 – тоже, мужик из техперсонала, 7 и 8 не помню. 9. Саша Захаров, 10 - Галя Парфенчикова, 11 – не помню. 12. Коля Корпусенко. 13 – Роберт Богданов, на самом деле у него еврейская фамилия была вначале, Фогельсон, кажется. 14 - Юрий Зайончковский, 20 - Галина Хоничева, 22- Саша Колобов, 23-Людка Митина.

Ещё там крутилась целая орава бездельников под общим названием «режиссеры». Особенно много их было в уже упомянутой «художественной» редакции. Там были: какой-то Эрик Воронин, Ананьин, Зайончковский (главный режиссёр). Был какой-то здоровый мужик, фамилию которого я забыл. Его сын, художник, потом заходил к нам в Петронет. Были какие-то незаметные, и я смутно помню только, что такие были, но что касается их фамилий, то мне не вспомнить уже ни за что. Я пару раз работал с номером 11 и запомнил, что эта режиссёрша была одной из самых неумелых.

Но кто такие были 5, 7 и 8, наверняка тоже режиссёрши или ассистентши, уже никогда не вспомню, да и незачем. Были мимолётные, вроде Тани Вахрушевой, выпускницы иняза. Или долго работавшая моя бывшая одноклассница Оля Левашова.

У Молодёжки были свои три – Смирнова, Спиридонова и Хаапалайнен. В народном хозяйстве Згодько, Нифашева. Парфенчикова и Чевский. В «Экране дня» была Сталина, Людка Митина, Галя Раутио и Осипова (я перечисляю как режиссёров, которые работали за пультами, так и ассистентов, которые до него не допускались), но могли в ходе службы вырастать в таковых.



Большой снимок, опубликованный в сообществе ВК Архив фотографий Бориса Семенова на самом деле был поставлен Володей Ларионовым для какого-то юбилея, типа 40 лет телевидению. Думаю, он снят году в 1985, но ручаться не могу, а искать, когда сколько лет этой конторе исполнялось вы уж меня увольте. Я фигурирую в последнем ряду, вторым слева, с неподстриженными волосами. Рядом со мной Спиридонов, потом Хаапалайнен, затем Коробов. Опять же, многих мог бы перечислить, так как по крайней мере все «творческие работники» узнаваемы и запомнены мною, но делать этого не стану. Скажу только, что это тот редкий случай, когда собрались практически все. Ни до этого, ни после, насколько я знаю, такого массового снимка не делалось. А фотография убедительно показывает, сколько нас и их кормилось на Карельском ТВ. Если бы фото всех, кто там работает, было бы сделано сейчас или в 2010, скажем, году, то в кадре, наверное, осталось бы десятка два человек. А было, опять же, считать точно лень, но явно больше сотни. И ещё, конечно, такие снимки надо делать на камеру типа Лингоф, на большой негатив, а не на плёнку 24 х 35мм. Володя Ларионов, впрочем, мог бы сделать его и на средний формат – 6 х 6 см. Я смутно помню, что у меня была такая фотография от него, где лица были чёткими. 

Но вернусь к бездельникам типа всяких ворониных с ананьевыми. Они были хороши только в устраивании каких-нибудь «капустников» к юбилеям. 

Я запомнил один такой. Кто-то из них сочинил такие стишата на мотив популярной тогда песни группы «Верасы»:    

Малиновки заслышав голосок

Назначу тебе верное свиданье

Сведу за фильмотеку во лесок

И дам редакционное заданье

Фильмотека, в которой хранилась «нетленка» Карельского ТВ, в том числе и сюжеты и репортажи, которые делал я, а в комнатушке сбоку сидели цензоры, была как раз за нашими спинами и, действительно, стояла как бы в леске. Между её зданием и забором был самый настоящий ельник, где наверняка росли грибы. Ещё я запомнил, что мой тогдашний тесть Ю. М. Горбачёв с презрением сказал после, может быть, как раз этого «капустника» про его организаторов типа это всё, на что они способны, покривляться на таких мероприятиях. И это было чистой правдой, думаю, что 50% их, если не 75 легко можно было сократить и на оставшихся работы хватило бы, даже и непыльной. Никто из них не ездил в командировки с редакторами. Говорили, что Нифашева ездила с Хайкичевым, но я тех времён не застал. Диана Ивановна к моменту моего прихода на ТВ уже прочно сидела на широкой заднице. То же самое говорили и про Юрия Чевского, и про его подвиги по части выпить с утра натощак целый гранёный стакан водки, о чём я уже писал. Я и Галя Крюкова очень любили работать с Чевским. Только это уже был Чевский, перенесший то ли инфаркт или инсульт. Я даже не помню, на моём ли веку он лежал в республиканской больнице или уже вышел из неё, когда пришёл я, просто вначале несколько лет я с ним не работал. Он делал с Новиковым «очерк» про Успенскую церковь на чёрно-белой плёнке. Тогда, вроде, и выпивал он тот гранёный стакан. Но было это может и в конце 1960-х или в начале 1970, а я пришёл осенью 1980 го. Ещё я помню, что для него было хорошим делом работать со мной, в отличие от предыдущих редакторов, занимавшихся строительством – Соснина и Савченко. Соснин на моём веку уйдёт на пенсию. Его Юра Чевский просто ненавидел, что порой прорывалось наружу. Он, например, когда монтировал сюжет, снимал с руки часы и клал на пульт рядом с собой. А Соснин приходил и делал то же самое, причём его присутствие было совершенно никому не нужно. Чевский как-то мне говорил, что за это обезьянничанье он «так бы и врезал Соснину по роже». Ещё он его критиковал за то, что тот часто устраивал командировки к себе на родину, в село Савиново в 100 км от Петрозаводска. Строек там никаких не было, за исключением каких-то коттеджей для работников совхоза, но передачи делать надо было, сюжеты с одним каменщиком снимались, после чего Чевский плевался, монтируя. С Савченко у него контакт, по-моему, вообще не сложился. А я старался всё написать в сценарии, звук синхронов записывал на диктофон, расшифровывал порой ещё дома в выходные после командировки и ему было очень хорошо работать с моими сценариями.


Есть ещё фото 2010 годов. Временные рамки, наверное, год 2011 или 2012. Потому что Колобова, умершего в 2008 году, на карточке нет, есть его сын, видеооператор, а Цунская, почившая в 2014 – есть. Веснин, покойный с 2013, тоже присутствует. Никто из тех, кто в первом ряду, из журналистов и режиссеров, конечно, к тому времени не работал, были на пенсии. И, как и на старом фото, больше половины – технические работники. Которые тоже не у дел уже были. ЧКИ. ГНУСНЫЕ ТАКИЕ. ДВЕ ПУШКИНЫ

Потихоньку я начну принимать участие в первых обзорах передач коллег. Сразу же усвою неписанное правило – ни в коем случае не критиковать сильно передачи художественной редакции. По той простой причине, что потом запотеешь отбиваться от Анны Цунской, которую сравнивали с наседкой, сидящей с цыплятами, своими редакторами. Как я уже сказал, их “работе” можно было позавидовать. Она была, что называется, не бей лежачего. Выступление оркестра Карельского ТВ и РВ шло в копилку какого-нибудь “музыкального” редактора. По-моему, таковым была Светка Олещук, красный номер 1 на коллективном фото выше. На одной из первых летучек может быть, ещё работая в “Экране дня”, я обозрел передачу Пушкиной, в которой она рассказывала про универмаг «Карелия». Она с упоением, свойственным ей, когда она описывала партийных, а потом и кооператоров-капиталистов, вещала на фоне съёмок, показывавших застеклённую витрину, где лежал “дефицит” типа финских пуховиков или пылесосов, про то, что вот, мол, обалденное достижение социализма – отдел для «сборщиков ягод». То есть собрал сто кило ягод, ползая по лесу или болоту на коленях, кусаемый гнусом, получи талон на покупку финского пуховика, который, к тому же, купишь на свои деньги. Естественно, я не мог тогда сказать, что это гримаса социалистического образа жизни, при котором человек не может свободно в магазине купить то, что хочет за свои деньги, а просто сказал, что лучше было бы обойти этот спорный аспект вниманием, или хотя бы не писать кипятком от радости по этому поводу. Впрочем, не помню, затаила ли Пушкина тогда обиду. Скорее всего да. Эта дама отличалась редким злопамятством. При этом все знали о её повадках. Она могла, например, распечатать на машинке что-то типа анонимной записки в стиле: “Все знают, что ты сношаешь новую дикторшу, Валера” и положить эту бумажку на стол Тольскому, когда он вышел из своего кабинета на втором этаже рядом с туалетом. Все знали, на что она способна и предпочитали не связываться с ней. Даже её муж, Пушкин, она сама, вроде носила девичью фамилию Маринич, ушёл от неё навсегда с одной сумкой. Потом её дочь, Оксана, достойная матери отпрыск, будет лить в СМИ крокодильи слёзы по этому поводу, называть себя “папиной дочкой”. Хотя всякому было видно, что она выросла только в маму. Те, кто Пушкина знал, говорили открытым текстом, что тренер не помню уже какой спортивной дисциплины Пушкин был неплохим человеком. Кстати, умер Виктор Пушкин от рака в возрасте 80 лет в 2020 году. С Оксаной я виделся раза два в жизни. Хотя, когда работал с её мамой в редакции пропаганды, то мама мне все уши прожужжала, какая у неё хорошая дочь. Одну встречу запомнил навсегда. Оксанка была на студенческих каникулах и решила немного подработать в нашей редакции. Я тогда заведовал отделом писем в редакции пропаганды и её маме, бывшей моим начальником, то есть старшим редактором, отказать не мог. Дал Оксане поручение сделать сюжет про новую столовую в посёлке Мелиоративный. Она съездила то ли с фотографом, то ли с кинооператором и привезла материал. Дала мне отпечатанный на машинке текст. В нём слово “мелиоративный” было написано три раза как “милиоративный”. Я в душе усмехнулся, порадовался за собственную грамотность и за то, что учился на французском отделении иняза и знал, что это слово идёт от французского améliorer, что значит “улучшать” и что я никак такой ошибки сделать не мог бы. Но факт запомнил. В 2005 году, когда приехал в Россию второй раз после 6-летнего перерыва (первый был в 2004м), дал интервью газете Петрозаводск в лице Игоря Сенченко. Где упомянул и этот факт. Игорь воодушевился, помню, сказал, что это будет информационной бомбой, обязательно будет опубликовано, потому что Оксана к тому времени стала всесоюзной знаменитостью, привезла известную фигуристку Роднину из Америки, и вставить ей шпильку он очень хотел. Но когда вычитывал мне готовый материал, то этого фрагмента не оказалось. Я даже не помню, спросил ли я тогда, почему в статью не вошёл этот пикантный момент, ибо статья мне была совершенно не важна, это Сенченко на ней настоял. Но, думаю, что начальники Игоря просто запретили ему даже крошить батон на Пушкину из опасения быть затасканными по судам. Доказательств никаких, что Оксана действительно сделала такую ошибку, у меня не было, я же не сохранил тот листок. 
Да и вообще, с меня взятки гладки, я уехал, а им живи и работай тут. С Пушкиной в одном городе. То есть понять их я могу. Вторая встреча не запомнилась совсем, кроме того, что я ехал с Оксаной, она предложила меня подвести, может на обед на Ленина 13, может ещё куда-то, потому что она была в редакции и мы вышли в одно время. Я помню хорошо, что она очень агрессивно вела машину и, когда справа водитель, видя, что подъезжает на равнозначный по важности перекрёсток, решил не пропускать её, видимо, полагая, что женщина за рулём поведет себя осторожно, она рванула вперед так, что тот вынужден был вдарить по тормозам, чтобы в неё не врезаться. Она сказала тогда что-то типа: “Ишь, борзый какой! Хотел пролезть.” Кроме встреч лично с Оксаной Пушкиной было ещё одно причудливое переплетение жизненных путей меня и её. В своих воспоминаниях я рассказывал о приятеле Коле Большакове из Питера, еврее по матери, но взявшем фамилию отца. Нас связывает продолжительная история, с первых курсов иняза. Я часто останавливался у Коли, приезжая в Питер, тогда ещё Ленинград. Он жил на проспекте Народного ополчения, не так далеко от метро и у него была крохотная квартирка, с миниатюрной кухонькой, совмещённым санузлом и общей площадью, я думаю, квадратов в 15. 
Сколько там выпито водки и повидано людей, включая, естественно, встречи с лучшим и единственным другом Серёжей Свойским, даже и не вспомнить. 
Как-то раз приходил с Вадимом Маркеловым и Андре Туорила, когда они приезжали на чемпионат бодибилдеров. 
Это было летом 1988 года, и на снимке в поезде Андре. Потом я связь с Большаковым потерял, да и говорили, что Коля стал сдавать свою квартиру и ездить в купленный где-то в деревне под Питером дом и жить там. Следы его затерялись. Но все 1980-е годы мы виделись, и не по разу даже иногда в год. И вот то ли сразу же после того, как я устроился работать на ТВ, то ли я уже проработал лет пять, я выяснил, что Коля близко знаком с Владиславом Коноваловым, мужем Оксаны, (на фото с Оксаной), которому она обязана тем, кем стала. 
Он был режиссёром Ленинградского ТВ и мужчиной старше её лет на 20 и вознёс её по служебной ТВ-лестнице. И однажды он был в гостях у Владика, а там Оксана, узнав о том, что Коля знаком со мной, рассказала, что меня на ТВ взяли по блату, что я совершенно никудышный журналист (что было чистой правдой, впрочем, и вся эта совковая журналистика мне и нафиг не была нужна). Короче, вылила на меня помойный поток сплетен. 
Коля был в душе человечишкой завистливым, с комплексами, и тут же мне всё в очередной приезд пересказал, думая меня уязвить. Но я не уязвился. 
В конце концов ведь всё было правдой. И взяли меня по блату, но не со стороны тестя, чего Оксане и знать было не обязательно, а отсека Союза журналистов Карелии Гены Сорокина (см. первую часть), и журналистом я был говняным. Как и 90% всех прочих на Карельском ТВ. Почему, когда подвернулась Перестройка Горбачёва, сразу же слинял из этой душной конторы на вольные хлеба. Про Пушкину старшую я запомнил ещё вот что. Начиная со второй половины 1980-х, Серёжа Коробов, который потом возьмёт себе псевдоним Контти (коробка по-фински), стал работать с финнами. Вёл на финском экскурсии в Ленинграде, например. Я его уважаю за то, что он прилично выучил этот сложный язык, хотя в семье у него, насколько я знаю, по-фински никто не говорил. Контакты эти, естественно, были одобрены комитетом глубокого бурения. 
Без санкции оттуда, естественно, ничего не делалось. Это автоматически влекло за собой расписку о «сотрудничестве» с органами. Я лично ничего предосудительного в этом не видел и абсолютно точно знаю, что ВСЕ, кто работал с иностранцами, прошли через это. Если кто-то мне начнет говорить, что его чаша сия минула, и он не замешан ни в чём таком, я лишь усмехнусь в мои седые усы. Но дело не в этом. Я сейчас не припоминаю уже, но, возможно, что с началом шевеления Перестройки в 1986 году он мог и в «финку» съездить. Правда тогда так о Финляндии не говорили. Короче, он умудрился пригнать оттуда Ладу. Которую, по-моему, тут же выгодно кому-то продал с большим наваром. Каким был этот навар, я, само собой не помню, зато хорошо помню, какой злобой шипела Пушкина про «этих молодых, да ранних, которые вот машинами спекулируют». Я знал, что человек она злобный, злопыхающий и злопамятный, но даже зная всё про неё, сильно удивился, почему её-то это так задело? 
А ещё я запомнил, что именно в 1986 году прочитал в Хельсингин Саномат, оказавшемся в распоряжении Сережи, и перевел статью о неслыханном доселе недуге, от которого в столице Суоми умирал один гомик. Он делился своей злосчастной судьбой и в статье было подробно описано, как именно, прежде всего половым путём, происходит передача инфекции этой неизлечимой болезни. Как вы уже догадались, речь шла о СПИДе. Но такого названия в русском ещё не было! Я перевёл тогда это дело как Эйдс (AIDS). И я был не один такой. Вилли Токарев в песне от 1989 года рифмует новомодную болезнь с индейцами. 

Оказал большую честь

Напросился в гости тесть

Он приехал посмотреть индейцев

Он пошёл по бардакам

И у женщин по рукам

Он в Союз вернётся с нашим эйдсом.

 

Ну вот и всё, я думаю, о Пушкиной и её дочке Оксане. И так, думаю, больше уделил им места, чем они заслуживают. 

ПЕРЕВОДИТЬ Я НАЧАЛ, ЕЩЁ РАБОТАЯ НА ТВ

Я не совсем точно помню, начал ли я переводить, уже уйдя с телевидения или продолжая там работать. Что-то вспоминается, что я начал подрабатывать переводами и распространением уже переведенных книжек про карате и т. п., ещё работая в редакции “Народного хозяйства”. Во всяком случае я помню, что договаривался с одной женщиной, заведовавшей ксероксом, чтобы она делала мне копии на большом ксероксе. Женщина та была симпатичной, с выпиравшей полной грудью. Однажды, вспоминается, я пришёл дать ей что-то скопировать в нескольких экземплярах, а у неё в копировальной сидел муж. На другой день она мне сказала, что он приревновал её ко мне. Я так и не понял, было ли это предложением пофлиртовать с ней или просто кокетством. Муж-то по всем параметрам мне проигрывал, конечно. Копии, что она делала, были не очень качественные, с какими-то точками, но интерес к такого рода материалам был огромным, и я продал по почте наложенным платежом с десяток книжек про карате, что-то ещё, может и свои переводы. И, наверное тогда я понял, что могу ведь заработать своей головой и знаниями иностранных языков и решился уйти в свободные переводчики. В любом случае хорошо помню, что какие-то архивные материалы для Ростислава Гладких я перевел, ещё работая на ТВ. 

Я запомнил это потому, что текст был на французском, а там была фамилия Gascoigne. Я не знал, что он не француз, а шотландец, поэтому написал везде его фамилию на русском как Гаскуань, по правилам французского произношения. Оказалось, что она должна читаться как Гаскойн. Добавлю, что памятник этому знаменитому металлургу и изобретателю был установлен в Петрозаводске в 2021 году, а я после 2020 пока в столицу Карелии не наведывался. В любом случае, даже если я и начал перебиваться переводами в конце моего пребывания на Карельском ТВ, сколь ни будь серьёзные занятия ремеслом переводчика и получение серьезных же денег за него состоится уже после ухода с этого заведения, которое сразу же после этого начнет загибаться. Это всё составит, скорее, предмет рассказа о работе в Петронете, БОПе и на ЕС (программа Тасис).

ВОЗРОЖДЁННАЯ ТЕЛЕСТРУЖКАЗРОЖДЁННАЯ ТЕЛЕСТРУЖКА

Отдельно нужно рассказывать о последних годах работы на ТВ, начавшихся с горбачёвской Перестройкой, объявленной на апрельском пленуме ЦК КПСС в 1985 году. Я уже писал о нашем десанте с ПТС тогда в Олонец и сворованном с окна гостиницы сыре с колбасой. Хотя сейчас даты путаются. Мы могли приехать в столицу Олонецкой Губернии и осенью 1986 года. Но никак не позже этого. Но хронология – дело десятое. Важно, что после 1986 года дышать стало куда легче по части цензуры. Тогда же примерно начальство решило возобновить существовавшую до моего прихода на Карельском ТВ “сатирическую” передачу “Телестружка”. Она была задумана на манер Михалковского (отца) киножурнала “Фитиль” с поправкой на куда меньшую свободу действий и куда большую цензуру. Но, по крайней мере, на неё выделялось побольше плёнки, и она давала простор какому-никакому, да творчеству. Я стал редактором передачи, время от времени со мной сотрудничали другие авторы, ну а для солидности вёл её, по написанному мной тексту, главред Тольский. Когда по какой-то причине он вести не смог, и это сделал я, то все в один голос сказали, что у меня это получалось намного лучше, по крайней мере я не вещал голосом “умирающего лебедя”, да и вид имел пободрее. Ну и, конечно, был помоложе его лет на 15. Мне стукнуло 30 лет в конце мая 1985-го, а Тольского я как-то раз встретил на студии с книжкой «Мужчине за 40» или как-то так она называлась. Так вот, что это была за передача? Она состояла из четырёх-пяти “сюжетов”, снимавшихся в течение месяца. Часто кто-то, в 90% случаев я сам, ехал в командировку делать какую-то плановую передачу, замечал непорядок, который можно было критиковать на уровне условного “завхоза” и делал сюжет. Я приладился снимать на цветные слайды и выдавать их в эфир, а потом оформлять на приятеля Серёжу Алексеева гонорар. Потому что ТВ переняло от газет правило платить 40% гонорара штатным сотрудникам и 60% можно было записывать на внештатников. Такая пропорция шла со времен, когда большевики хотели привлечь побольше “рабкоров” в нашу профессию. Для ТВ это было абсурдно, потому что газетному рабкору нужна была только ручка и бумага, на крайняк фотоаппарат, а на ТВ нужны были качественные киносъёмки и фотоснимки, и слайды тоже проходили нехилый техконтроль. Но затраты на гэдээровскую плёнку ОРВОХРОМ и химикаты для проявки слайдов я таким образом отбивал. Самым распространённым сюжетом для критики было городское и поселковое хозяйство, где проблем было выше крыши. Один раз я сильно обидел какого-то жилищника, помню, его звали Абрам Склярский. Мы договорились об интервью с ним, а он куда-то выехал по срочному вызову, оставив пиджак на спинке стула в кабинете, который мы и сняли, показали какой - то недостаток в его ведомстве, а я написал и начитал на пиджак закадровый текст о том, что мужик прятался от кинокамеры. Была такая буря в стакане воды.

В ту же Калевалу мы с Грошевым ездили тоже снимать про то, как построили неправильную дамбу и посёлок весной подтапливало. В Сортавалу ездили несколько раз и работали с Борей Вайсманом. Фото лета 1987 на Валааме.

Одну командировку я не забуду. Мы ездили в зверосовхоз “Ладожский” снимать сброс помоечных вод от совхоза прямо в Ладогу. А надо понимать, что отходы жизнедеятельности тысяч норок чрезвычайно едки и не очень полезны одному из крупнейших озёр мира. Очистные сооружения там не работали, не помню уж почему, то ли средства на них были разворованы, то ли при строительстве были допущены просчёты. Неважно. Помню, что главный инженер совхоза был в оппозиции к директору. Директор был большой жулик и его потом посадят. В числе вменяемых ему обвинений было и то, что он продавал в Питкяранте с машины в дефицитные перестроечные годы стиральный порошок, предназначенный для мытья то ли шэдов, то ли самих зверьков. Этот инженер записался мной на “синхрон”, Боря Вайсман приехал на своём катере “Амур” прямо к дому этого инженера, стоявшего на берегу залива. Привёз нам с пяток лещей, мне отдельно красной рыбы пальи, и мы в автобусе после съёмок довольно долго сидели, Боря травил анекдоты в основном про евреев, изрядно тогда выпили и домой приехали хорошенькие такие. Выгрузили вначале Арнольда Вайнонена, сына Сиркки Рикки, потом других, последнего меня на Кукковке, где мы снимали квартиру. Марина, помню, сильно удивилась, когда увидела меня с лещом и пальей в дверях, еле стоявшего на ногах. 
Абсурд советской цензуры, слава богу доживавшей свои последние годы, но в 1986 или 1987 году, когда мы осенью снимали этот сюжет для Телестружки, состоял в том, что нам нельзя было говорить о том, что говно сливается в Ладогу. Было запрещено и всё. Без объяснений. Цензоры редко давали обоснования запретов. Я, помню, выкрутился тем, что написал, что загрязняется близлежащая речка, но ведь ежу понятно, что если зверосовхоз называется Ладожским, то стоит он на берегу Ладоги! Потом только, я узнал, что СССР в 1974 году подписал международную конвенцию об охране Балтийского моря, поэтому, сами понимаете, Ладога, сообщающаяся с этим морем через Неву, должна быть чистой. Не от дерьма, сливаемого туда, а от пакостных продуктов журналюг, публикующих фейки. Хотя такое слово ещё и не было в ходу в русском языке. 
Над передачей "Телестружка” и над другими я любил работать с мамой нынешнего губера Карелии Галей Парфенчиковой. Вот с ней мы трудились душа в душу, что называется. Во-первых, она была чуть ли не единственным режиссёром, который ездил с редакторами, в основном со мной и Колобовым, на съёмки и работала с оператором, направляя его. Это было очень здорово, потому что она уже знала, что снималось и как нужно смонтировать “сюжет”. Я не помню точно, сколько раз мы ездили с ней в командировки, но об одной поездке у меня сохранилось документальное свидетельство. Цветной слайд, снятый на кораблике рыбнадзора Бориса Вайсмана. Какого типа это была посудина, я уже забыл, хотя Боря, конечно, в своё время говорил и я запомнил только, что это было что-то рыболовное, типа средний (или стальной) рыболовный бот или сейнер, или траулер, то есть СРБ, СРС или СРТ. Это неважно сейчас. В общей сложности я ходил на нём в рейсы, а рейс продолжался дня три, может быть раз пять-шесть. В основном это делалось во время моего отпуска, который я проводил в родном городе. Ещё мы с Борисом делали фоторепортаж о заброшенных очистных сооружениях, не работавших ни дня, в другом совхозе типа Кааламского. Репортаж тоже вошёл в стружку, и я запомнил его только потому, что какой-то хмырь, редактор с радио стал меня упрекать за него, говоря, что директор хороший человек и не виноват в том, что очистные не работают. Ну, наверное, был послан куда подальше. Я уже заматерел к тому времени и особо не церемонился с людьми, которые не могли мне напакостить.

Прикольно, что, работая над этим текстом, я решил посмотреть, есть ли в сети хоть одно упоминание о Телестружке. Одно и было. В воспоминаниях Ларисы Злобиной. Пару сюжетов для моей программы она сделала, это правда. Один был как-то связан с фонарями уличного освещения, горевшими днём.

Из сюжетов этой передачи я вспомнил один, который сам делал на слайдах. Он касался критики неоновой рекламы города. Тема была неисчерпаема, так как очень часто у вывесок пропадала от мороза ли, от воды ли, какая-нибудь буква. Я запомнил, что на магазине на улице Мерецкова в вывеске ТЕЛЕВИЗОРЫ не горела буква «Т». Ну, «елевизоры» там и продавались. У меня, пока я не купил году в 1996 японский, вернее мне он был выдан в качестве гонорара, то и дело ломался какой-нибудь «Горизонт», к тому же дававший отвратительную цветопередачу.

Два сюжета не забуду. Один рассказывал про то, как воруют по ночам тюльпаны. В том числе и с клумбы прямо перед зданием МВД Карелии, где сейчас стоит непонятный орёл в виде скульптуры. С поличным взяли какого-то полупьяного подростка, который грубил, хамил и выражался нецензурно. Как-то выяснили его фамилию и позвонили отцу. Он пришёл его забирать, и я узнал в нём человека, который незадолго до этого участвовал в передаче, редактированной мной по «отработке». Вроде он был из филиала Академии наук. Ему, помню, было очень неловко, понятно было, что на сына он влияния никакого не оказывал, и что подросток окончательно отбился от рук. По-моему, папе его тогда отдали и они покинули околоток вдвоём. Сюжет – синхрон был сделан.

Потом ещё раз мы сидели в милицейском участке с Сашей Захаровым и ждали, когда подвезут какого-нибудь нарушителя общественного порядка. И дождались. Хорошо помню, как вошёл озадаченный милиционер и сказал, что поймали мужика, который продавал водку в неурочное время из своей машины. Он заявил, что, мол, вы его точно снимать не будете, потому что он «ваш». Как это наш? – спросил я. «Журналист радио» было мне ответом. Оказалось, что и впрямь, повязали коллегу. Делать сюжета мы из него не стали, но привод его в милицию скрывать никто тоже не стал. Протокол был составлен, штраф выписан, а может и в камеру поместили его. Дело было в субботу или воскресенье. А в понедельник перед летучкой я дождался, пока Прокуев пойдёт по дорожке от здания администрации к зданию студии и остановил его. Рассказал, кто попался в наши стружечные сети. Вроде Колодин была его фамилия, но не поручусь. Прокуев аж побелел и прошипел: «Да что ты говоришь?». Ну, турнули мужика с радио, потом я видел его в газете Комсомолец, когда уже в Перестройку заходил к Джону Ивановичу со своими переводами.


ВЗДОХИ И ПЕРЕЖИВАНИЯ БЫВШИХ 

НОЙ ХАЛЯВЫ

Я уже писал, когда рассказывал про то, как дружили на манер пауков в банке карельские кинооператоры, насколько моя точка зрения на недоразумение под названием «Карельское ТВ» отличается от страдателей по тем временам, утративших эти синекуры. Она отлична и должна быть такой ещё и потому, что у них ведь, по сути, в жизни ничего больше и не было. То, что для меня составило сравнительно короткий по сравнению с прожитыми 69 годами отрезок жизни, для них и была вся жизнь. Для Яроцкого, Никулина, Тольского из живых. Для многих эта жизнь уже окончена.

За пять лет до своей смерти в 2009 году, позабытая-позаброшенная бывшая главная редакторша «художки» Анна Цунская (1939 – 2014) испустила в газете лицей статью, где сожалела о сокращении столь милого её сердцу и карману Карельского ТВ. В статье были такие слова:

«Потеря полноценного объема вещания не просто обидна: она трагична уже тем, что лишила жителей республики права постоянного общения: интеллектуального, правового, культурного, образовательного, права влиять на свою жизнь с поддержкой государственного, а не частного вещания».

Здесь что ни слово, то лицемерие. Не было никакого общения – было вещание, которое велось в одни ворота, пронизанное ханжеской партийной демагогией типа «эх, хорошо в стране савецкой жить». И уж тем более никаким правом «влиять на свою жизнь» даже и не пахло. Ну, конечно, если под своей имелась в виду не жизнь жителей республики, а твоя, Цунская, жизнь. Но настоящая жизнь как раз и расставила всё по местам. Как только Горбачёв, может быть сам того не желая, открыл шлюзы гласности, так программы этого самого местечкового по сути ТВ стали скукоживаться. Я горжусь тем, что был первым из журналистов, покинувшим эту шарагу. Потом за мной пошли Сергей Коробов и Сергей Никулин с Сашей Захаровым. Саша Колобов стал работать на ЦТ. Оркестр ТВ и РВ был распущен, вроде, ещё раньше. Осталась одна информационная программа, да какие-то непонятно кому нужные передачи на карельском языке. Любопытно, что уже в 1996 году, когда я уже ушёл и из Петронета и из БОПа, я встретил Игоря Сенченко, который познакомил меня с какой-то молодой разбитной женщиной, работавшей на телецентре. Она рассказала, как ей нравится работать с компами. Тогда там только-только вводили в строй графические и просто персональные компьютеры, которые были в Петронете с самого начала его основания, то есть с 1990 года.      

Валера Тольский (парень скользкий) в год своего 80-летия вообще несет несвязную пургу в интервью «Столице на Онего». 
Начиная с подзаголовка: 
"Я ВЕРЮ В ЖУРНАЛИСТИКУ КАК В ПРОФЕССИЮ". 
Так ведь не было никакой журналистики в совдепии. Была подцензурная пропаганда. Журналистика происходит от французского слова «жур» - день. 

Это репортажи о повседневных событиях. Разгребание грязи, наконец. Это, если изъясняться высоким штилем - актуализация мировоззре-ния социальных групп средствами подбора фактов, оценок и комментариев, интересных широкой публике.  

Это информация, которая злободневна и значительна в данное время и не вычитываемая и вымарываемая предварительно цннзорами. Ни одна из программ Карельского ТВ, за исключением, как я говорил уже, да и то не полностью, программы 99–209, откликавшейся на злободневные темы, не была журналистикой в годы застоя. И уж точно «информационная» передача Экран дня не информировал ни о чём примечательном (за редкими исключениями типа объявлением о новой театральной постановке), кроме погоды. Дальше ещё круче излагает Тольский, отвечая на вопрос:

- Есть мнение, что настоящее телевидение умерло, его больше нет. Вы с этим мнением согласны?

Отчасти, да. Я пришел на телевидение 20-летним юношей и ушел в 60 лет – после трех созывов в должности председателя Совета руководителей региональных ГТРК России. Могу с уверенностью сказать, что в Совете нам удалось примерно на 10 лет оттянуть развал регионального телевидения.  Сейчас, я считаю, что оно уничтожено. Теперь у нас только филиал Москвы, корпункт, по сути дела.

Это, я считаю, вредительство. Затягивание агонии тела, которое уже знает, что оно – труп, но корчится ещё. И так десять лет. Те, кто оставался всё это время в этом умирающем пузыре, потеряли драгоценное время, которое могли бы использовать сразу же, начав искать новое применение своим способностям и силам. И ведь многие нашли. Мой пример дернувшего оттуда на вольные хлеба первым не показателен – я знал языки. Но их знал и Спиридонов, который сейчас ТВ-продюсер в Москве. Мазуровский стал очень влиятельным человеком в Карелии. Коробов Серёжа нашёл себя на радио Европа плюс вначале, потом в других местах по специальности. Работает и сейчас, водя экскурсии. Дальше Валера несёт ту же самую чушь, что и Цунская до него. Видимо сказалось то, что эти два «главных редактора» сидели в одном помещении рядом с туалетом.

 

Вопрос: Чем же отличалось то самое карельское телевидение?

 

- Главная заслуга регионального телевидения была в том, что оно показывало национальную культуру, искусство, народное творчество. Только у нас зрители могли посмотреть, например, карельский балет и концерты симфонического оркестра.  

 

Только вот незадача. Всё перечисленное народу и нах не было нужно. Карельский балет? Он был представлен, в принципе, двумя-тремя сочинениями композитора Гельмера Синисало, барельеф которого прилеплен к дому по Ленина 11, где у нас пару лет была квартира. Это балет «Сампо» 1959 года, да «Кижская легенда» 1973 года. А показывать-то нужно было что-то художественной редакции каждый день! Вот и давались целиком, в 100500-й раз, спектакли и концерты своего оркестра, состоявшего из полусотни дармоедов. 

Я хорошо помню, что однажды даже Прокуев на одной из летучек, когда кто-то хвалил записанный на ПТС в бывшей лютеранской церкви, стоявшей между нашими двумя домами и преобразованной в «дом культуры» концерт какого-то танцевального коллектива типа ансамбля «Ритм» сказал, что не надо было показывать все полтора часа. Надоело, сказал Прокуев, зрителю, как они, понимаешь, трясутся. И даже жестом обеих рук показал, как трясутся. Помню Цунская была вне себя от обиды и ярости, но с боссом-то не очень поспоришь. А он был прав на 100%. Так хоть крупица правды пролезла.

 

Дальше у Тольского: Вся политическая, культурная и общественная жизнь, производство и новости республики транслировались карельским телевидением. На каком-то этапе это перестало устраивать федеральный центр, потому что у регионов была возможность высказывать иную, подчас критическую точку зрения.

 

Туфта на постном масле. Тольский прекрасно знал, каким толстым был тот перечень Главлита, о котором я говорил выше. Мало о чём можно было говорить. Ну а про иную, критическую точку зрения может и говорили, но после того, как начался разброд и шатания в этом самом федеральном центре. И уж точно тогда ему, этому центру было не до сраного зачуханного областного телевидения, будь оно карельским, будь томским или дагестанским.

 

- Вы верите в независимую журналистику?

 

Я верю в журналистику как в профессию. Хотя абсолютно независимой журналистики, скажем честно, в природе нет. Разве что независимым журналистом может быть очень богатый человек, который создал свое СМИ и там высказывает свою точку зрения, но даже и он зависим... В нашей профессии, я уверен, очень многое зависит не от системы, а от личных качеств человека. Истинно человеческие качества всегда позволяют быть честным журналистом в любые, даже самые тяжелые времена.

 

О, да! Много тебе позволяли говорить твои «истинно человеческие качества» в самые что ни на есть тяжелейшие времена брежневского застоя! И потом, к числу «истинно человеческих качеств» относятся все семь христианских смертных грехов, например. Не убий, там. А убивают, тока вьёт. И так по списку. Не прелюбодействуй, ога. Истинные человеки, чо.  


И подведу-ка я итог этой третьей части рассказа про Карельское ТВ фрагментом из моей переписки на сайте Вконтакте с Серёжей Никулиным. Я тогда, летом 2013 года, когда мы ещё были френдами, написал, что .

.. Про работу на ТВ я вообще могу говорить только матом. Сейчас не тот случай. Кстати, на сайте ГТРК «Карелия» не было НИ ОДНОГО упоминания Юрия Марковича, кроме как о смерти. Я не говорю про себя, мне насрать, но ветеран ТВ забыт был полностью. Подло и некрасиво.

 Вот что он тогда ответил:

 

Да, там М.О. (Марина Олеговна Хапцова) хочет память только о себе оставить. 

Это давно уже всем понятно. 

Хотя в творческом плане ее потенциал близок к нулю. 

Один очерк за всю творческую биографию. 

И то я посоветовал снять в Испании. 

Одни беседы с начальством угоднические. 

И всё. А о пахарях, таких как Хайкичев, Горбачев, и др. не вспомнят. Она даже мою 99-209 присвоила. На сайте ГТРК написала, что она "создала первую в СССР интерактивную программу". Да если бы я не приехал с Ленинградского ТВ с той практикой и не озвучил идею, хуй бы что она "создала". А Юрия Марковича и других ветеранов просто жаль, что брошены и забыты.

На что я ответил: Да, полностью согласен. К Хапцовой испытываю стойкое отвращение с 1980х годов. Примерно с 1985.

На снимке Хапцова в апреле 2024 года. Получила награду, как ветеран ТВ.